jk-press@list.ru
Ведёте частную юридическую практику?
И думаете, что «раньше было проще и лучше…»?
Почитайте, с какими проблемами сталкивались в своей работе российские юристы в начале прошлого века.
Достоверная информация. Из первых уст.
Предлагаем вашему вниманию отдельные материалы годового отчётного собрания Московской губернской коллегии защитников, которое состоялось в ноябре 1926г.
Тов. Стельмахович. Задачи практические на ближайший период времени нашей Коллегии Защитников слагаются из двух моментов: это – общественная работа Коллегии Защитников и работа защиты в Судах и ее линия поведения. Попутно с этим, я коснусь роли Президиума Коллегии и роли фракции. Что же касается общественной работы Коллегии Защитников, на этом вопросе я думаю подробным образом остановиться. На взгляд Президиума Мосгубсуда, эта работа сама по себе играет большую и крупную организующую роль в общей работе Коллегии Защитников. Эта работа также распадается на два момента: работа консультационная и работа Коллегии Защитников в деле пропаганды советского права. Переходя к вопросу работы нашей консультации, здесь нужно будет остановиться на том вопросе, какое имеет практическое значение эта работа в условиях нашего советского строительства и практического проведения принципа революционной законности. Нужно сказать, что это одна из крупных работ Коллегии Защитников, работа, которая, на мой взгляд, укрепила и укрепляет авторитет Коллегии Защитников не только в глазах советских учреждений руководящих, но и в глазах широких трудящихся масс.
В этом направлении Коллегия Защитников сделала большие достижения. Цифры, которые являются показателем этой работы, говорят за то, что мы из года в год увеличиваем эту работу и продвинулись вперед, обслуживая почти 80% бесплатно юридической помощью трудящиеся массы. В условиях советского строительства эти достижения бесспорно большие, и этого отрицать не будет ни одно учреждение, которым мы подконтрольны. Цифры говорят за то, насколько мы на этих позициях укрепились. У меня имеются сравнительные цифры, они показывают, что мы за этот год (1926 – прим. ред.) по г. Москве продвинулись на 30% и по качеству, и по расширению сети консультаций.
Гораздо ярче картина рисуется в практической работе Коллегии Защитников, – это достижение в уездах. Здесь мы продвинулись непосредственно в крестьянские массы, в гущу их.
С расширением сети консультаций, увеличилось и количество наших клиентов, главным образом, тех клиентов, которые получают у нас бесплатную юридическую помощь. Эта работа Президиумом Губсуда расценивается как одна из крупных работ, и через эту работу Коллегия Защитников укрепила свой авторитет в рабоче-крестьянских массах и получила соответствующую оценку Моссовета и других организации.
Но каково значение этой работы? Вы все прекрасно знаете, что советский строй отличается от других тем, что мы все делаем через аппарат советов для того, чтобы глубже и шире обслужить рабоче-крестьянские массы. Нам, призванным проводить принцип революционной законности, перепала большая доля работы в части ликвидации правовой неграмотности. Пролетариат своих культурных сил в этом отношении не имеет. У нас есть вузы, где мы обучаем эти кадры, но они не снабдили за этот короткий период времени по нашим потребностям достаточным количеством людских сил этой квалификации, и, таким образом, еще больше вырисовывается на общем фоне советского строительства работа нашей Коллегии Защитников.
Рабочий класс фактически является и организатором советского государства, и в то же время контролирует. Никто, как он, должен разбираться в наших законах, в основных принципиальных его линиях, иначе немыслимо проводить революционную законность всерьез. Рабочий класс должен эти основные принципиальные линии знать по важнейшим вопросам нашего законодательства. Пока мы не наладили этой работы с широкими рабоче-крестьянскими массами регулярно, не ведем ее систематически, но эта будничная, кропотливая работа Коллегии Защитников в консультациях, является работой, хотя и незаметной, но большой важности. Через отдельных граждан право все тире и шире распространяется в массы. Сейчас мы вступили во вторую фазу развития этой работы. Я имею в виду работу по пропаганде права. Мы вместе с Президиумом Коллегии Защитников и Прокуратурой достаточно подробно проработали практические меры по постановке работы по пропаганде советского права. Какой принцип заложили мы в эту работу? Основной принцип – это шире развернуть нашу работу главным образом в деревне. Работа должна развернуться до потребных пределов. Эти потребные пределы пока определяются тем, что крестьяне нуждаются в юридической помощи. Это, во-первых, связано с бытовыми условиями, на что его толкает новый складывающийся быт, и, во-вторых, его толкает экономика, рост товарности сельского хозяйства. Гражданские взаимоотношения, имущественные взаимоотношения увеличиваются в деревне.
Деревня, при царе, конечно, не была охваченной в вопросе обслуживания юридической помощью. Мы только в последние полтора – два года взялись за эту работу. Запросы крестьянских масс настолько велики, что нашей работы в тех размерах, в которых она сейчас проходить, конечно, недостаточно. Мы не должны откладывать на долгий период времени развертывание работы по оказанию юридической помощи крестьянскому населению, а должны взяться за эту работу теперь.
Как мы подходим к развертыванию работы по пропаганде права? Мы считаем, что эту работу нужно строить в селах непосредственно. При избах-читальнях организовать Бюро пропаганды права. В задачи Бюро должно входить бесплатное обслуживание юридической помощью крестьянского населения, давать по вопросам справки, писать заявления в суд и другие учреждения и делать всю работу, которая входит в круг обязанностей консультаций. При чем организовать это дело так, чтобы эта помощь была систематической. Это большая работа. Наша губерния большая, у нас около 200 волостей в губернии, а мы должны при каждой избе-читальне развернуть эту работу. Нужны силы такие, которым можно было бы доверить деревню, которые понимали бы правильно советскую установку, как нужно освещать советские законы, и такие силы, которые бы не покинули это дело на полпути. Ясно, что таких сил у нас в деревне сейчас нет. Мы можем на 50% рассчитывать на уездные консультации, за остальными 50% нам, очевидно, придется обратиться к городу.
В Губсуд поступают письма от крестьян, в которых можно увидеть положительную оценку этой работы. Они считают эту работу большим достижением для крестьянского населения и надеются, что она будет продолжена и дальше, все шире охватывая обслуживание крестьянских масс.
Одна эта работа, на мой взгляд, превышает всю остальную нашу работу, хотя мы ни на одну минуту не должны забывать всей серьезности и важности работы защитника в нашем пролетарском суде. Недооценивать эту работу ни один член Коллегии Защитников не вправе, если он серьезно и искренно думает отдать свои силы, знания на дело советского строительства. Однако, нотки непонимания, нотки, так сказать, ложные раздаются: что, мол, эта работа советская а мы, правозаступники, имеем другое назначение – правозаступничать в суде и т. д. Может быть, это единичные случаи, но это имеет место в Коллегии Защитников. Мы здесь должны принимать решительные меры и вести борьбу с этими настроениями и уклонами от правильной линии задач Коллегии Защитников.
Дело пропаганды права есть мера предупредительного значения в укреплении низового советского аппарата. Это вне всякого сомнения, тем более, в наших условиях, когда советская общественность развита до возможных пределов, когда в дело советского строительства втянуто снизу доверху до 60% активной части трудящегося населения; при таких условиях потребность в знании закона не только велика, но до крайности необходима, ибо трудно себе представить, как мы можем проводить принципы революционной законности в этом именно виде, как понимал III Всероссийский Съезд Советов, который дал практическую установку о значении этого лозунга. Ясно, что проводить принципы революционной законности в жизнь можно, если наш костяк, актив рабоче-крестьянского населения, будет понимать не только свои права по конституции, но и права низового советского аппарата, будет знать основы нашего законодательства, социальное, экономическое и политическое их назначение. Только в этом случае этот актив, организуемый судом и прокуратурой, на деле поможет провести принципы революционной законности в жизнь так, как это понимает партия и понимает советское правительство. Я думаю, что эту задачу мы выполним.
Другая практическая задача, стоящая перед нами – это работа Коллегии Защитников в суде и линия поведения в Суде. Тут нужно провести основную разницу между буржуазным и пролетарским строем. В чем разница? Буржуазный строй – это строй эксплуататоров, господства меньшинства над большинством.
Отбросим «демократию». Здесь в зале много в прошлом общественных деятелей, они прекрасно понимают, и все мы знаем, что пролетарский строй – это господство большинства над меньшинством. Мы называем это диктатурой пролетариата и этого совсем не скрываем, не замаскировываем; мы не говорили, что государство наше внеклассовое, и ни один из деятелей нашего правительства этого не может сказать. Советская власть – это есть такая форма правительства, где класс рабочих стоит во главе, правит государством и строит социализм. Это мы называем диктатурой пролетариата без всяких обиняков. Таким образом, пролетарский суд, его назначение в системе советского строительства вполне определенное. К чему сводится его роль? Она сводится к охране октябрьских завоеваний и к охране прав конституции. Не думайте, товарищи, что мы интересы личности в обществе подчиняем во всех отношениях интересам диктатуры пролетариата. Я хочу сказать, что с интересами личности, правовыми гарантиями гражданина в пределах Конституции, советское правительство считается больше, чем какое бы то ни было другое из буржуазных государств, где имеется, так называемый «демократический строй», и на деле больше гарантирует определенные права каждого гражданина в соответствии с Конституцией.
Суд есть орган пролетарской борьбы, суд наш есть подлинно классовый, о другом, внеклассовом суде и речи быть не может. Такую линию вы можете наблюдать и в законодательстве, и в судебной практике, и в политике партии, и в деятельности самого правительства. Я думаю, что об этом излишне говорить здесь.
Мы здесь подходим к классовой установке. Я имею в виду коснуться этого по уголовным делам и по гражданским. Какова здесь наша установка и кто эту линию проводит? По уголовным делам мы рассматриваем всякое преступление с точки зрения опасности существующему строю, с точки зрения нанесения ущерба рабочему классу. Вот какая установка. Конечно, в каждом конкретном случае того или другого преступления, суд обязан и должен, он так и поступает, учитывать все обстоятельства дела и все моменты, предшествовавшие преступлению, при каких условиях совершено это преступление, чем оно вызвано и как и кем оно совершено. Но это не является самодовлеющим. Раньше у нас было так: совершает преступление рабочий – суд, понимая свою классовую линию, выносил такой приговор – виноват, но, принимая во внимание его происхождение, никакому наказанию не подвергать. Такая установка вредна, она является антипролетарской. Конечно, нужно выносить приговор в зависимости от того, кто совершил преступление, было ли это лицо материально заинтересовано в совершении преступления или это сделано в условиях вынужденных, бессознательно, не имея в виду нанести государству ущерб. Но нужно исходить из того, что интересы государства и рабоче-крестьянских масс самодавлеют. Это не значит, что личность, как таковая, из поля зрения упускается. По гражданским делам – это наиболее сложный вопрос; сложный потому, что у нас происходит борьба социалистических элементов с капиталистическими. В этом процессе борьбы складываются социалистические элементы, укрепляются, и мы идем по линии роста социалистических элементов, строим социалистическое хозяйство; роль частного капитала сжимается и отбрасывается.
На первый взгляд, законодательство, не ставит никакого водораздела в имущественных отношениях не ставит. Так понимать вопрос неправильно. И в нашей судебной практике, и в законодательстве, если хорошо задуматься, можно найти точную и определенную классовую установку, что суд через гражданское право должен также выполнять подсобную роль организатора социалистического хозяйства, что частная собственность не является и не должна являться самодавлеющим началом. В известной связи хозяйственных взаимоотношений функция частновладельческого капитала играет роль в деле укрепления советского хозяйства. Но самодовлеющей величиной является хозяйство нашего пролетарского государства и общественных наших организаций. Отсюда классовая установка по гражданскому праву; она отчетлива и ясна, а именно – интересам социалистическим должны быть подчинены частно-капиталистические. Кто эту линию проводит? Наш суд, подобранный по своему составу из рабочих и крестьян. Если бы было иначе, тогда мы набрали бы специалистов-юристов, прекрасно знающих право, которые соблюдали бы внеклассовую линию, ибо «Фемида» этого требует. Ничего подобного. Вы видите это по подбору членов Губсуда, народных судей; здесь вы видите люден, исключительно по своей практической подготовленности годных не только оберегать значение суда в системе советского строительства и знать какая классовая установка должна проводиться судом, но которые достаточно политически зрелы, чтобы провести эту линию в жизнь. Из 65 товарищей членов Губсуда 97% членов ВКП (б), из них 45% с дореволюционным стажем – большевиков, а из всего состава членов Губсуда 67% рабочих.
Среди народных судей такое же соответствие по социальному положению и партийности. Это говорит за то, что наш суд пролетарский; чтобы линию классовую и практическую в пролетарском суде проводить правильно, мы подбираем соответствующих людей, их обучаем. Все это я говорю для того, чтобы показать, насколько абсурдно говорить, что роль Коллегии Защитников является такой, какой была при буржуазном суде. Нет, товарищи, это ни с какого бока не подходит, такой установки быть не может, какие бы ни создавали теории, какие бы статьи ни писали. Такие попытки были, но, тем не менее, эта линия должна быть решительно отвергнута. А есть ли она на самом деле? Да, есть. Вот у меня есть некоторые материалы, которые показывают, как не нужно выступать членам Коллегии Защитников в нашем пролетарском суде. В условиях нашей бедности, в условиях общего недостатка, в условиях, когда рабочий класс строит новое государство, в этих условиях взятка – большое преступление. Однако, есть некоторые люди, прекрасно разбирающиеся в этом вопросе, которые выступают так, что, мол, взятка это не преступление. Защищая какого-нибудь специалиста-инженера они говорят: это большой специалист, раньше получал солидное жалованье, теперь он получает гроши. Человек, привычный жить в роскоши, может ли удержаться от соблазна, за что вы его судите. Но, товарищи, такая постановка вопроса есть противопоставление данного преступления существующему закону и строю. Стоит ли здесь доказывать, что такое растрата в наших условиях? Такая же аргументация относительно низкой оплаты, распинаются за прошлое, де-мол, смотрите, что толкнуло подсудимого на это преступление. Это было по ряду дел. Вы казино официально держите, разрешили, – вот вам соблазн и всякие другие прелести нэпа; проводятся как соблазн, разрешенный властью. Такая мотивировка ущемляет Коллегию Защитников, это ни с какого бока не солидно, в суде это не к лицу советской защите. Вы думаете, что этим можно суд убедить? Это – бессмыслица. Этим вызывается лишь справедливое отрицательное отношение к членам коллегии защитников и, прежде всего, к выступающим защитникам.
По бытовыми делам, где, казалось бы, роль культурного человека, выступающего в суде, должна быть совершенно другой, можно помочь суду. Наш быт в нашей темной России очень тяжел, складывался при условиях варварской эксплуатации и т. д. И тут для защитника, культурного человека, роль благодарная. Вы думаете, что только криком можно взять? Нет, вы ошибаетесь. Говоря о поножовщине в деревне, защитник объясняет, что это за преступление: водку разрешили, отсюда и все беды. Я мог бы привести из выступлений членов Коллегии Защитников десятки примеров крупных, безобразных случаев и сотни таких, которые являются тонким намеком на толстые обстоятельства.
Перейдем теперь к гражданскому процессу. Нередко члены Коллегии Защитников берут дела такие, по которым явный проигрыш, где просто нужно сказать гражданину: напрасно возитесь с этим делом, или просто сказать, что ничего не выйдет. Он этого не делает. Сколько по вине членов Коллегии Защитников откладываем дел? Из общего числа отложено по вине членов Коллегии Защитников 36%. Знает, что дело проигрышное (квартирное или исковое), то и другое выгодно затянуть, а во всех случаях ответчику дело затянуть выгодно. Защитник выступает в суде и говорит: у меня будут дополнительно такие-то документы, прошу дело отложить (хотя есть ст. 109 ГПК) если не отложить дело, пойдет в кассационную инстанцию и там отменят, да еще нагоняй дадут. Отложили. Опять является без документов и обещает представить вновь и т. д.; в лучшем случае представил, домогается во время разбора создать кассационные поводы, а затем кассационная жалоба. И что же мы видим? Как пишутся кассационные жалобы? Это неуважение и к себе, и к суду. Хочу сказать, как не следует писать кассационные жалобы. Начинается писание жалобы: суд не проверил такого-то вопроса; и тут восклицает, что это головотяпство, приводит сравнение с разного рода легендами (Ахиллесова пята и т.д.), или приводят ссылки на французских писателей, мешают с грязью авторитет суда. Я не знаю, почему наши кассационные инстанции благодушествуют, мирятся с такими жалобами. Очевидно потому, что люди по горло заняты работой и упускают из виду эти художества, махнув рукой, мол не до вас. Я мог бы назвать авторов этих писаний, но из уважения к коллективу Коллегии Защитников я считаю неуместным.
Мне пришлось выступать с некоторыми товарищами. Такая работа, как т.т. Оцепа и Денике и других заслуживает уважения по сравнению. Они отстаивают в процессе факты: прежде всего, докажите, что человек совершил преступление, такие-то данные говорят, что нет; без всякого пускания в глаза пыли, разведения демагогии и пр., они прямо бьют документами: вот факт, вот этого факта не могло быть, допросите свидетеля и вы узнаете, что это не так. Я считаю, что если так будет работать Коллегия Защитников, то она больше принесет пользы тем подзащитным, которых она защищает. Это не расходится с классовой линией, суд также заинтересован в том, чтобы сделать минимум ошибок, какой бы вопрос он ни разрешал – быта, уголовный и пр. Было бы бюрократическим извращением, если бы мы подходили к вопросу абсолютно формально и в оценке меры социальной защиты не учитывали бы того, что нужно учитывать, или по гражданским делам – в оценке доказательств для правильного разбора дела.
Я считаю, что линия поведения защитников решительно должна быть изменена, коллектив Коллегии Защитников должен быть заинтересован в своей собственной работе, товарищи, неправильно выступающие в суде, вовремя должны быть поставлены на свое место. Мы не можем из суда делать для них политическую трибуну. Мы на этом участке фронта не думаем делать уступок. Однако, вышеприведенные образчики выступлений в суде членов Коллегии Защитников указывают на то, что здесь защитники говорят для того чтобы не столько суд убедить, сколько тот или иной лозунг бросить в массы. Это недопустимая постановка вопроса, дискредитирующая Коллегию. Защитник должен вести себя так, чтобы он на 100% требовал точного выполнения закона. И здесь будет помощь на деле пролетарскому суду, и не помешает практической работе Коллегии, подымет ее авторитет.
Теперь несколько слов об институте стажёров. Многие косо смотрят на эту организацию, де-мол, набрали мальчишек. Но я думаю, что будет грустно, если мы будем дальше рассматривать этот институт как организацию, являющуюся пугалом, если так можно выразиться, или организацию, которая вызывает совершенно неосновательные насмешки. Мы должны сделать все для того, чтобы получать из рабоче-крестьянских масс людей, способных проводить линию партии и правительства как в области советского строительства, так и в области судебного строительства. Я имею в виду людей, которых мы можем послать как на общественную работу в деревне, так и здесь творить право с судом вместе. Мы не будем иметь громких имен, но мы будем на них опираться в классовой и политической борьбе за победу социализма. Найдутся сторонники нашей точки зрения, которые будут подготовлять этих людей. Я думаю, что Президиуму нужно больше уделять внимания институту стажёров, чем уделялось до сих пор.
Последний вопрос – роль Президиума и фракции, руководящей единицы учреждения. Некоторые товарищи склонны рассматривать так, что принципы и методы руководства, установившиеся в общей советской системе, государстве и обществе, что этот принцип для Коллегии Защитников не годится. Это не так, товарищи. Роль Президиума Коллегии Защитников должна сводиться к тому, что он на деле должен быть подлинным руководителем всей работы как работы общественной, так и работы в суде и во всех областях, направлениях и в смысле установки линии поведения. Президиум от декабрьского собрания до декабрьского собрания членов Коллегии Защитников является единственным ответственным руководителем за Коллегию Защитников, и всякие попытки расшатать эти принципы не могут быть терпимы, с ними нужно решительно бороться. Губсуд и Моссовет должны видеть лицо Коллегии защитников, это лицо есть Президиум. Президиум отвечает за работу Коллегии Защитников. Так нужно ставить вопрос. Другое дело, что нам нужно подумать, как часто созывать общие собрания, делегатские собрания, о формах отчета и т. д. Но линия одна от Коллегии защитников, мы должны видеть Президиум, он ваше лицо. В связи с этим – вопрос о роли фракции. У большевиков фракция останется руководящей во всех организациях, в том числе и у Коллегии защитников, пока эта партия является правительственной. Ее роль в коллективе Коллегии Защитников очень серьезная. Все вопросы принципиального значения она должна проработать, давать установку, свою линию. Фракция должна уметь отстоять свои требования, предложения в коллективе Коллегии защитников. Фракция со всеми вытекающими последствиями должна руководить, и ее значение должно быть повышено, и об этом нужно сказать, об этом весь коллектив Коллегии Защитников должен знать, тут нечего дипломатничать. Другое дело, выбирать Президиум, пригодный к деловой работе в соответствии с выполнением линии и работы, которая не расходится с линией нашего правительства. Президиум должен являться подлинным руководителем и организатором, и он должен быть ответственным за все мероприятия Коллегии Защитников, за всю ее работу.»
* * *
По докладу Председателя Московского Губсуда Стельмаховича выступили несколько членов Московской губернской Коллегии Защитников.
В частности, товарищ Левыкин обратил внимание собравшихся на вопросы уездной работы Коллегии, работы уездных членов коллегии защитников, которые выносят на себе всю тяжесть уездной работы как в консультациях, так и по общественной работе. Товарищ Стельмахович отметил недостатки отдельных членов коллегии защитников, но они исправятся в процессе нашей работы. Но он забыл отметить условия работы в уездах. Мы одиноки, сказал выступающий, не связаны с властями. Мы связаны только с народными судьями. Тяжесть условий накладывает свой отпечаток на нашу работу. Мы знаем, что народные судьи не подготовлены, выдвиженцы, они недостаточно знакомы с Гражданским кодексом. Однако тов. Стельмахович всех этих тяжелых условий работы в уездах не заметил, сказал член Коллегии Защитников Левыкин.
Член Коллегии Долматовский также согласился с тем, что юридическая работа Коллегии в Москве поставлена широко и удовлетворительно. Иначе дело обстоит в деревне. 50% от необходимой юридической помощи в уездах оказывается. Но как оказать эти другие 50%? В этом состоит задача Коллегии и Губсуда. Это трудное задание. Президиум Губсуда считает, что в каждый глухой угол нужно послать защитника или взять его из местного населения. Долматовский полагает, что нужно подходить к этому вопросу путем комбинации методов. Докладчик считает, что не нужно посылать члена Коллегии во все удаленные углы; и не потому, что он там не нужен, а потому, что Президиум Коллегии не имеет средств, а сам защитник не прокормится. Нам нужно исходить из реальных возможностей. Если места не могут прокормить защитника, то надо эту помощь организовать из Москвы. Эту помощь можно организовать. Отдельные консультации берут на себя обслуживание отдельных уездов путем выездов. Роль защитника в деревне широка: он не только разрабатывает юридический вопрос, но перед ним и другие задачи – проведение принципов революционной законности. Долматовский считает, что местный работник не в состоянии быть проводником революционной законности, – он не имеет ни книг, ни средств. Каждый член коллегии раз в год на 2–3 дня может поехать в деревню, и вся коллегия защитников будет втянута в деревенскую работу. Нужно изучить Земельный кодекс. Говорят, что это будет дилетантская помощь. Пусть будет так, но эта помощь лучше, чем работа отдельного защитника, который не имеет товарищеской помощи и находится в тяжелых некультурных условиях. «Когда мы посылаем товарища работать в деревню, то у нас опускаются руки, нам кажется, что мы отсылаем товарища на какую-то жертву. Да и есть ли в этом надобность?»
Другой вопрос о нашем поведении в суде, сказал Долматовский. Те примеры, которые приводил тов. Стельмахович, имели место. Но эти примеры не могут быть показательными. Например, вопрос о задержке дела. Члены коллегии Защитников не должны идти по пути оттяжки дела. Но бывают моменты, когда трудно уловить – оттяжка в данном случае или нет. Здесь суд должен сам пресечь защитника. У нас есть закон, целый ряд статей, которые дают возможность пресечь волокиту. Если защитник говорит, что я сегодня представлю один документ, другой документ в следующий раз, то отказ в отложении дела при таких обстоятельствах кассационным поводом служить не может. Но нужно иметь в виду, что необходимо бывает, чтобы дело было отложено, иногда в самом деле возникает необходимость в представлении документов.
По вопросу о стажёрах. Долматовский считает, что старшие товарищи относятся к институту стажёров необычайно тепло, с желанием обогатить стажёров знаниями. «В конечном счете наш молодняк себя покажет они не будут плохие адвокаты.»
Член Коллегии Защитников Мейснер обратил внимание на особенности юридической помощи в деревне. Отметив общую бедность сельских жителей ( «многие живущие в уездах, не только в глухих местах, не всегда рискуют снять пальто, чтобы показать свой костюм, ибо у них нет средств на приобретение костюма»), выступающий не согласился с тем, что юридическая помощь всегда должна быть бесплатной. «Мы не берем с того, кто не может платить. Мы не требуем удостоверений о бедности, но глаз наметился отличить бедняка от богатого. Как же быть теперь волостным защитником, которые жалования, в противоположность профсоюзникам, не получают?»
Член Коллегии Защитников Лерман считает, что вопрос о роли защитника в суде нуждается в широком обсуждении. Защитник не может быть использован только как специалист в области права, это суживает его роль. «Советскому адвокату мало быть честным и знающим человеком. Нужно проникнуться духом нашего советского законодательства. Нужно знать то, что думал законодатель, когда творил закон. Если мы не понимаем мысли законодателя, мы не можем правильно применить закон. Мы будем вооружены знаниями, мы будем честны и независимы, но без определенного политического кругозора и убеждения мы не можем быть защитниками в советском суде.»
Защитник Шмелев в ряду недостатков защитников отметил их профессиональную болезнь – недержание речи. «Произносят речи перед рабочим судом, который представляет сгусток трудящихся, двухчасовую и большую речь по тому вопросу, который может быть изложен в полчаса. Многоговорение не есть достижение. Защитники часто выступают по делам, которые гроша ломаного не стоят, в смысле его правды, а получают за них червонцы. Это дела растратчиков и уголовных элементов. В конечном результате мы знаем, что мы идем по пути социалистического строительства, и защитник должен быть крупной фигурой в этом социалистическом строительстве.»
Член Коллегии тов. Спектр отметил, что бестактные выступления защитников имеют место. Но такие отдельные случаи могут быть. «Адвокат не получил монополию на ум и тактичность. Однако случаев с нарочито политическим оттенком быть не может.»
Также как и защитник Долматовский Спектр предостерег от «гастролей в деревню». «Я ездил в Можайский уезд, потратил 2 дня и две ночи, 10 рублей; в результате принял 2 крестьян, на многие вопросы которых я не смог ответить. Если нужно шефство над деревней, нужно сделать в порядке наложения на себя налога.»
Тов. Спектр также обратил внимание на необходимость оградить адвоката от хулиганов и сутяг. «Хулиганская волна распространяется. Новый циркуляр Губсуда ограничил целый ряд исков лицам которым отказывают в приеме заявлений; они все приходят в консультации, вымещают злобу на членах коллегии. Нужно всячески оградить адвоката, он должен быть при работе в консультации приравнен к должностным лицам и должен быть приравнен к судьям.»
Защитник Членов считает реальной опасностью трусость адвокатов. «Есть такие защитники, которые в замаскированной форме проводят антипролетарскую идеологию, есть такие защитники, которые в своих выступлениях и кассационных жалобах подрывают авторитет суда. А штука не в том, чтобы умерить явный уклон, но чтобы его правильно оценить и чтобы не проморгать другого уклона. Есть опасность подлизывающегося защитника, защитника, который думает не о том, на какой стороне право, не о том, что он должен выполнить свой долг, все возможное для облегчения участи подсудимого, а понравится ли его речь судьям или нет? Это реальная опасность. Среди защиты развивается трусость. Что хуже, если защитник позволяет себе ляпсусы, или защитник, который думает о том, чтобы лучше замаскировать самого себя? Я полтора года не был в советских судах. Что меня поразило – это невероятная благонадежность членов коллегии защитников. Если приходит наш человек – ругается, а если приходит белогвардеец, то через каждое слово говорит: «наш пролетарский суд». Скажем, что перед советским судом не нужно подлизываться, не нужно говорить через каждое слово «наш пролетарский суд» или «суд пролетарский не может ошибаться“. Как не может ошибаться, когда 50% приговоров отменяются в кассационном порядке. Если судья выносит приговор, которого он выносить не может, он колеблет свой престиж. Если защитник думает, что если я так это напишу в кассационной жалобе, то на меня могут обидеться судьи, то неужели вы думаете, что симуляция правильной линии заменит гражданское мужество? Защитник, у которого нет гражданского мужества, суду бесполезен.»
Член Коллегии Защитников тов. Либсон, по его словам, позволил себе откровенность. «Среди нас есть отдельные крупные фигуры адвокатов, которые чувствуют крепкую почву и такие фигуры, чувствующие индивидуальную почву под собою конечно, могут позволить роскошь, о которой говорил тов. Членов, не превратиться в фигуру подлизывающегося адвоката. Почему она родилась? Очевидно, объективные условия содействуют порождению такой фигуры, делают его подлизой. У нас существует адвокатская и судейская масса. В адвокатской массе создается определенное настроение, благодаря той обстановке в которой они находятся; в судейской массе тоже создаётся определенное настроение, благодаря тому руководству, которому они подвергаются. Есть рядовые судьи, которые действуют определенным образом. Если адвокат выступает в суде по соглашению с клиентом, отношение судье совершенно иное, чем когда адвокат выступает по назначению. Это происходит потому, что судейская масса не осведомлена о той работе, которую ведет Коллегия защитников. Мы должны добывать себе средства и на эти средства оказывать помощь населению и потому не может быть разницы между лицами, выступающими по назначению и по соглашению. В Верховном Суде установлен порядок что защитник узнает о назначении дела только накануне и до сих пор мы не можем добиться, чтобы порядок этот был изменен.»
Уполномоченный Красно-Пресненского Нарсуда Ворохобин обратил внимание на то, что члены коллегии защитников еще не подошли вплотную к населению, как это сделал народный суд.
После отдельных выступлений Стельмахович взял слово для заключительного выступления
«Говоря об условиях работы уездных работников, надо остановиться на их материальном положении. Пока что, у нас работа в уезде проводится как работа платная, члены Коллегии Защитников в судах выступают по некоторым делам за гонорар и такое положение вещей затушевывает основную работу, которую Коллегия Защитников проводит на 80% бесплатно. Я думаю, что это положение вещей изменится по мере того, как мы будем развертывать общую работу по пропаганде советского права и оказанию бесплатной юридической помощи беднейшему и среднему крестьянству. Коллегия Защитников зарекомендует себя перед Моссоветом, как необходимый орган для деревни, и перед ним можно будет поставить основной вопрос: что выгоднее, взять на местный бюджет одного защитника на волость или тратить большие деньги по пропаганде советского права всякого рода организациями при шефских обществах. А мы знаем, что этим делом занимаются все местные организации. Они имеют при себе некоторый коллектив юристов, и все они посылаются в уезды для дачи юридической помощи. Каждому уплачивают командировочные и за труд. Если подвести этим расходам итоги, подсчитать, что стоит эта работа нашим организациям, то окажется, что это обойдется гораздо дороже. Если дать на волость одного члена Коллегии Защитников – 200 рублей в месяц, этого вполне достаточно. Он имеет возможность работать сам и привлечь к этой работе других полезных ему людей. Этот вопрос нужно сделать ясным и понятным. Я считаю, что эти вопросы заслуживают внимания и их нужно иметь в виду.
Некоторые члены Коллегии Защитников компрометируют Коллегию в целом и благодаря им в общем создается неправильная оценка всей работы Коллегии и ее назначения в Суде. Большинство защитников стоит на правильной позиции, меньшинство же не усвоило правильной линии поведения в суде и задач Коллегии Защитников в целом.
Четкость политической линии облегчает задачи нашей общей работы, вносит ясность в отношения между членами Коллегии Защитников с судом, но, пока этой четкости нет, и это терпимо быть не может.»